Церковь Тихвинской иконы Божией Матери, что в Малых Лужниках

«Смиренная Москва-река»

Местность, где появилась эта церковь, решающе повлияла на ее судьбу. Она стояла на далекой окраине Москвы, на берегу реки, которая постоянно затопляла прилегавшие земли, называемые в старину Малыми Лужниками. Происхождение имени «Лужники» являет первую загадку: оно произошло то ли от больших и привольных заливных лугов – «лужников», чему историки теперь отдают предпочтение, то ли от многочисленных затоплений местности, обращавших ее в непроходимую «лужу». Причем в старину под словом «лужа» понимали нечто иное, чем сейчас, а именно – озерко, углубленная низменность, залитая водой, словно водяной островок среди суши: два таких озерка потом были превращены в знаменитые пруды Новодевичьего монастыря.

Это, кстати, были не единственные в старой Москве Малые Лужники. Такие «Лужники» образовывались на всем протяжении извилистой Москвы-реки, которая подтопляла прибрежные местности по обоим берегам. Большие Лужники находились в Замоскворечье – память о них оставалась в старомосковском названии Лужниковской улицы, ныне носящей имя коллекционера-театрала А. Бахрушина. Местностей Малые Лужники в Москве было две: вторые Малые Лужники тоже находились в Замоскворечье у Крымского брода, близ нынешнего ЦДХ, они именовались еще Крымскими Лужниками. Левобережные Малые Лужники имели для отличия и такое указание: за Девичьим полем или за Новодевичьим монастырем. Еще в названии Тихвинской церкви часто встречалось «на Кочках», что свидетельствовало о болотистой, топкой местности.

Это была древняя окраина. Первое упоминание о левобережных Лужниках относится к концу XV века. Тогда поселок Лужниково принадлежал младшему брату великого князя Ивана III, Юрию Васильевичу, который по завещанию передал его во владение своему брату – правящему князю. Земли были роскошными, с заливными лугами, с плодородной почвой, хотя и не подходили для полноценной городской жизни. Их использовали по назначению, данному природой. Уже в XVI веке подле новоустроенного Новодевичьего монастыря появилась дворцовая конюшенная слобода Лужники Малые, или Лужники Малые Девичьи (близ этих Лужников раскинулось просторное Девичье поле, на котором, по преданию, слуги хана отбирали самых красивых невольниц из русских девиц). Здесь селились конюхи, пасшие лошадей, а еще есть мнение, что «лужниками» называли сторожей лугов, которые тоже жили на этих землях. Слобода числилась в ведении дворцовой Конюшенной канцелярии, а луг около слободы тоже считался государевым и находился в казенном ведении.

История Малых Лужников за Девичьим полем, как и местной Тихвинской церкви, парадоксальна. Эти дворцовые луговые земли государи щедро жаловали своим знатным приближенным под загородные дворы. Здесь имели владения князья Черкасские, Мусины-Пушкины, Шереметевы. Однако всю историю и Тихвинской церкви, и ее прихожанам сопутствовала нищета. Заселялись Малые Лужники медленно, из-за частых разливов реки в низинном береге, а также опасны были военные набеги. В 1638 году в собственно Конюшенной слободе было всего 15 дворов. Непосредственно же в Малых Лужниках стояли 4 двора боярских, 1 двор думного дьяка, 2 двора думных дворян и 23 двора посадских. Как видно, преобладало простое население.

 А далее произошло то, что во многом определило дальнейшую судьбу этой местности и ее будущей Тихвинской церкви. В 1649 году царь Алексей Михайлович оделил Москву выгонными землями – так назывались окраинные земли, которые протянулись в область на 4 версты от московской границы, то есть от Земляного города (Садового кольца). Земли же, начинавшиеся от границ выгонных, уже считались уездными. Так территория, на которой потом появилась Тихвинская церковь, формально вошла в черту города, но на правах самой отдаленной окраины. Вплоть до XIX века государи жаловали эти земли знатным вельможам и богачам, но селились тут не они сами, а их работники, слуги, дворовые. Потом здесь прочно обосновались крестьяне-огородники, ставшие главными местными жителями, и огородничество стало тут основным занятием, благо заливные земли были плодородны.

Все это и обусловило малозаселенность местности, бедность ее населения и, следовательно, скудость прихода Тихвинской церкви, несмотря на то, что никогда не была деревянной и сразу появилась каменной. Для старой Москвы это было почти невиданным делом.

Храму быть

Более чем скромное местное население нуждалось в собственном приходском храме. В 1654 году жители Конюшенной слободы стали строить деревянную церковь во имя святого Иоанна Златоуста. Церковь была уже возведена «до верхнего помоста», но на Москву напала чума – «моровое поветрие», от которой вымерло почти все местное население, и недостроенную церковь отвезли в Кузнечную слободу. Только в 1701 году староста Конюшенной слободы Малых Лужников Никита Михайлов с жителями вновь подал челобитную государю Петру Алексеевичу и митрополиту Стефану о том, чтобы разрешить им возвести новую деревянную церковь в честь Тихвинской иконы Богоматери с приделом Иоанна Златоуста, потому как «без церкви Божией стала быть великая нужда». Новое посвящение приходского храма в честь Тихвинской иконы, вероятно, было связано с тем, что она почиталась покровительницей огородников, а огородничеством здесь занимались все жители. Прозвище церкви, «что в Лужниках», было дано по местности – от заливных лугов, хотя существует и легенда, будто в приходе Тихвинской церкви целым поселением жили лудильщики, что в названии храма искаженно превратилось в «Лужники».

Митрополит благословил начинание и велел готовить лес. Однако прихожане вместо того решили построить маленький, но надежный каменный храм во имя святого Иоанна Златоуста. Тихвинский же храм тогда так и не построили «за оскудением» – денег не хватило, и его ожидали в Москве еще полвека. Дело в том, что благословенная грамота была выдана на две церкви, а выстроили, за неимением средств, только одну. И в 1756 году местные жители просили разрешения собирать пожертвования на новый, второй, уже Тихвинский храм. По легенде, его будто бы построил на свои деньги сам граф Шереметев. Но это не так, однако, легенда имела почву для своего рождения: в приходе храма потом стояла полотняная фабрика графа Н. П. Шереметева, и при ней жили работники – отсюда и могла пойти легенда, будто храм строил сам граф. В действительности Тихвинский храм был выстроен в 1762 году приходскими людьми и сторонними вкладчиками: даже крышу одноглавого храма сделали деревянной, а в приходе было всего 46 дворов. Так и сложилось, что у этой церкви был один из самых бедных приходов, хотя ей случалось быть и местом государевой молитвы, и храмом, где венчались члены высшего общества.

Святынь Тихвинская церковь имела всего две. Главной была Тихвинская икона «древнее прочих», вероятно, предназначавшаяся еще для первого деревянного Златоустовского храма, не достроенного из-за грянувшей эпидемии чумы. Эту икону украшали две необычные привески: две серебряные ножки и два серебряных глаза. По преданию, они были привешены к Тихвинскому образу благодарными верующими, получившими от него исцеления от болезней глаз и ног.

Второй святыней храма стал серебряный позолоченный крест на Тихвинский образ с мощами святых, подаренный в храм Анной Плавильщиковой, женой знаменитого актера московского Петровского (Большого) театра П. А. Плавильщикова. Храму принадлежал и соседний колодец Вавилон, по преданию, вырытый по приказу царя Алексея Михайловича на месте монастырского Вавилонского сада. Колодец почитался святым, а из него еще тек через Хамовники ручей Вавилон.

Маленький Тихвинский храм страдал не только от скудости прихода, но и от стихийных бедствий. В августе 1799 года буря снесла деревянную крышу церкви, но больше всего мучили наводнения. В 1807 году здесь был такой разлив, что его увековечили особой зарубкой на колокольне с надписью: «В 1807 году возвышенность Москвы-реки было до сих мест». Кстати, установка такого «мемориала» обошлась в три рубля, а церковь была бедная, как и ее малочисленные прихожане, хотя однажды она стала местом царского богомолья.

«Государь шел подобно Моисею на гору»

Наполеоновские захватчики не постеснялись ограбить и этот храм, взяв из него то немногое, что «понужнее и поценнее», и осквернили церковь. Утверждают, что она не горела, как и все Малые Лужники, сильно отдаленные от центра города. Может быть, церковь сохранило Провидение в связи в той ролью, которая выпала ей в дальнейшей истории.

Еще в 1812 году была сформирована Тихвинская дружина ополченцев, получившая благословение от Тихвинской обители списком чудотворной Тихвинской иконы. Этому полковому образу приписывали немыслимую помощь: никто из дружины «не пал ни от ядер, ни от пуль», никто не заразился никакой болезнью. И в ноябре 1812 года, в последнем крупном сражении на территории России перед Березинской переправой, Тихвинской дружине поручили отбить у неприятеля бесценную русскую святыню – серебряную ризу с Тихвинской иконы из Успенского собора Московского Кремля, захваченную во время «постоя» наполеоновских солдат. После победы Тихвинская икона, что была у дружины, вернулась в обитель, а из отнятого серебра сделали новую ризу для кремлевского Тихвинского образа.

И волей Провидения первый молебен при закладке благодарственного храма Христа Спасителя на Воробьевых горах был отслужен именно в скромной Тихвинской церквушке в Лужниках, перед самой переправой на Воробьевы горы к месту закладки.

Ранним холодным утром 12 октября 1817 года, в пятилетнюю годовщину со дня ухода из Москвы последнего неприятельского солдата, зазвонили колокола Тихвинского храма. Благовест начался в 8 утра. Через полтора часа сюда пришли придворные сановники, духовенство, военные, почетные жители, а к 11 часам под колокольный звон всей Москвы из Кремля прибыл император Александр I с супругой Елизаветой и матерью Марией Федоровной, причем государь ехал верхом. Здесь их встретил архиепископ Московский Августин с архимандритами всех московских монастырей и высшим белым духовенством. И началась Божественная литургия, во время которой государь слезно молился о благословении великому начинанию – созданию храма во имя Господа Иисуса Христа, спасшего Россию от мирового завоевателя и благословившего Россию ниспровергнуть замыслы мирового господства. Затем по наведенному мосту из Тихвинского храма на Воробьевы горы направился крестный ход. Впереди несли Владимирскую и Иверскую иконы, а замыкали шествие члены царской фамилии. По воспоминаниям очевидцев, несмотря на стечение народа со всей Москвы, стояла удивительная тишина, и было слышно только церковное пение. В крестном ходе шел и великий князь Николай Павлович, будущий государь, которому и предстояло возвести в Москве храм Христа Спасителя.

Уже тогда многие боязливо шептались, что не получится построить сей великий храм на Воробьевых горах, потому что там почва зыбкая. Александр I предлагал архитектору Витбергу возвести храм на Швивой горке, что на Таганке. Выбрали же «корону Москвы» – Воробьевы горы, где в 1812 году стояло последнее неприятельское укрепление.

После торжественной закладки крестный ход двинулся обратно в Тихвинскую церковь, под колокольный звон, залпы пушечного салюта и оглушительное народное «ура!».

Борьба за жизнь

Тем не менее, это торжество никак не сказалось на материальном положении храма. Его духовенству из-за «скудости содержания от прихода» приходилось изыскивать разнообразные дополнительные доходы, вплоть до курьезов. Так, летом 1827 года здесь состоялось укромное венчание действительного тайного советника, сенатора, участника штурма Измаила князя Ивана Алексеевича Гагарина с девицей Екатериной Семеновой, его давней любовницы, от которой он имел четверых детей, рожденных до брака и оттого получивших фамилию Стародубских. Венчались они тайно, не в своем приходе, подальше от центра Москвы, внимания высшего общества и его злых пересудов, хотя разница в возрасте была для тех времен сравнительно небольшой – муже был старше жены всего на 15 лет.

Тайн состояла в другом. Ведь слава князя Гагарина меркла перед славой его супруги, дочери крепостной и великой русской актрисы, которой Гагарин был давний поклонник. Она и выходить-то за него замуж долго не соглашалась, боясь, что замужество заставит ее покинуть сцену, нисколько не прельщаясь на княжеский титул. У нее в поклонниках ходила вся московская знать. Ей подносили бриллиантовые диадемы, ее гонорары за монологи превышали сумму в 500 рублей, а она, будучи неграмотной, разучивала роли на слух со слов режиссера, и поэт Гнедич по нескольку раз проходил с Семеновой каждую роль, помогая ей правильно ставить ударения. Еще в юных летах она соперничала с опытной актрисой Жорж, игравшей на сцене Арбатского театра, и уже тогда заядлые московские театралы разбились на «жоржиков» и «семеновистов». Талант актрисы был столь велик, что многие считали за честь видеть ее на своих званых вечерах в аристократических салонах. В числе поклонников Семеновой был сам А. С. Пушкин, воспевший ее в «Евгении Онегине»:

Там Озеров невольны дани
Народных слез, рукоплесканий
С младой Семеновой делил…

В январе 1830 года поэт подарил ей экземпляр только что вышедшего «Бориса Годунова» с дарственной надписью: «Княгине Екатерине Семеновне Гагариной от Пушкина. Семеновой – от сочинителя».

Гениально одаренная крепостная стала княгиней, но сцены не оставила. А вскоре после смерти мужа, в 1834 году, княгиня Гагарина поселилась на Арбате, 37, в доме, ранее принадлежавшем графу В. А. Бобринскому – внуку императрицы Екатерины II и графа Григория Орлова, рожденному от их тайного брака.

Брак же Гагариных был признан законным. А вот священник Тихвинской церкви Петр Богомолов и пономарь были оштрафованы на 25 рублей в пользу бедных духовного звания за то, что обвенчали не своих прихожан. А сделали они это, разумеется, ради улучшения материального состояния храма. Потом тот же священник тайный повенчал невесту и вовсе похищенную женихом из дома матери. Но молодые были погодками и вступали в брак по согласию: 22-летняя дочь коллежского советника Анна Благово и уволенный из Московского коммерческого училища Степан Скорняков, которому был 21 год. И этот брак тоже был признан действительным.

Тем не менее, бедность храма по-прежнему была такой вопиющей, и приход ее был столь мал, что в 1832 году епархиальное начальство решило церковь упразднить как самостоятельную и приписать ее к Седьмо-Вселенскому храму, стоявшему неподалеку, на Большой Царицынской (ныне Б. Пироговская) улице. В этом тоже было что-то мистическое: сей храм был построен после Отечественной войны, потому что именно в день праздника святых отцов Седьмого Вселенского Собора, 12 октября 1812 года, армия Наполеона покинула Москву (к пятилетию этого события и была приурочена закладка храма Христа Спасителя на Воробьевых горах). В благодарную память об этом радостном дне архиепископ Московский Августин и благословил выстроить Седьмо-Вселенский храм – вместо погибшей церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи, что стояла около Новодевичьего монастыря и которую приказал взорвать сам Наполеон. В память о ней в новоустроенном Седьмо-Вселенском храме освятили Предтеченский придел. (Теперь на месте этого храма стоит жилой дом с некогда популярным кинотеатром «Спорт».)

К этому храму и оказалась ненадолго приписана Тихвинская церковь. Только в 1845 году восстановилась ее самостоятельность усердием старосты Ф. Ганешина и тщанием некоторых местных купцов. Храм украшался собственными иконами, убранством, утварью на пожертвования, приносимые даже крепостными. В числе жертвователей была Татьяна Федорова, крепостная графа Шереметева, получившая от него вольную и возблагодарившая за это Бога. В 1880 году здесь находился образ Богоматери письма иконописца Андрея Рогожкина, вероятно, того самого, что расписывал прекрасный Сергиевский храм в Рогожской слободе. Частые разливы реки все так же вредили храму, и из-за них он также постоянно нуждался в ремонте. В 1872 году грозовая молния ударила в главу храма и опалила крест. Все-таки общими усилиями прихожане возвели вокруг храма сплошную каменную ограду, чтобы хоть как-то защитить его от воды.

Роковая бедность храма продолжалась и в XIX веке, когда местные земли стали активно осваивать московские купцы. Они хоть и основали здесь несколько фабрик, но в основном пересдавали участки земли крестьянам под те же огороды. Эти огороды приносили лужниковским крестьянам-нанимателям немалый доход. Летом они занимались тут огородничеством на плодородных землях и обильно снабжали свежими плодами с грядок близлежащую Москву. На зиму же они заколачивали свои дома в Лужниках и отправлялись на промыслы в деревни – на манер купцов перевозили разные деревенские продукты и изделия из деревни в города и в ту же Москву. Летом же они возвращались в свои Лужники, снова огородничая и ожидая зимних заготовок. Этим выгодным промыслам принесла конец железная дорога.

Лишь Шереметевское владение не перешло в руки ушлых купцов. До самого 1917 года фамильная земля принадлежала А. Д. Шереметеву, внуку графа Н. П. Шереметева и Прасковьи Жемчуговой. Это он построил в Марьиной Роще, где было другое владение Шереметевых, прекрасный храм в честь иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», чудом сохранившийся до наших дней. А. Д. Шереметев предпочитал сам, без посредников, сдавать в аренду свою земельную собственность: в Марьиной Роще и Кусково – под дачные участки, в Лужниках – под огороды. Здесь же до 1888 года жили дворовые Шереметевых.

Словно лучик солнца в мутном, бедном окошке Тихвинской церкви мелькнул в конце XIX века, когда тут стал служить протоиерей Николай Алексеевич Скворцов, историк, составивший прекрасную книгу о Тихвинской церкви. Его жизнь закончилась мученически, отчасти от последствий Февральской революции. Последним местом его служения стала Свято-Духовская церковь на Лазаревском кладбище. Поблизости он имел свой домик, где жил с супругой и двумя дочерьми. Февральская революция амнистировала многих каторжан, осужденных царским правительством за тяжкие преступления, и на свободу среди прочих вышли разбойники, начавшие грабить храмы. Три таких бывших каторжника под утро 15 июня 1917 года напали на дом священника и убили его вместе с женой топором на глазах дочерей. Ему было всего 56 лет.

Отца Николая оплакивала вся Москва. Преступников поймали и отправили Таганскую тюрьму, где собравшаяся многотысячная толпа требовала выдать их для самосуда. А убиенные священник и его жена после отпевания в Свято-Духовской церкви были похоронены на Лазаревском кладбище, и после его закрытия останки их были перенесены на Ваганьковское. В некрологе, посвященном памяти протоиерея Николая Скворцова, говорилось: «В лице почившего погибла великая культурная сила, один из лучших представителей московского духовенства, неутомимый труженик Церкви и науки, не имевший обеспеченного, спокойного места, не искавший материальных выгод, но работавший ради идей, на общую пользу».

Следующая революция принесла в Тихвинский храм новую беду.

Новая чаша

Революция в Тихвинском храме началась в 1922 году с изъятия церковных ценностей (нагребли два пуда «драгметалла») и с громкого судебного процесса весной того же года по обвинению ее священника Петра Никольского наряду с другими московскими священниками в сопротивлении этому изъятию и в антисоветской агитации «среди мещанских слоев населения». На следствии молодой пастырь – ему было всего 30 лет – показал, что после получения воззвания Святейшего патриарха Тихона он собрал нескольких единомышленников, решивших просить советскую власть отменить постановление об изъятии и дозволить приходу самому оказать помощь голодающим под контролем власти.

Московский Ревтрибунал приговорил его к одному году лишения свободы и конфискации «отобранных денег и вещей». После освобождения отец Петр стал служить в Знаменской церкви, что в Зубове, в 1938 году был арестован за «антиколхозную агитацию» и принял мученическую кончину: 14 марта он был расстрелян на Бутовском полигоне и там же захоронен.

В июле 1923 года, только что освободившись из-под ареста, патриарх Тихон служил литургию в Тихвинской церкви, словно прощаясь с ней.

В 1955 году Тихвинскую церковь снесли для строительства на ее месте Центрального стадиона имени Ленина – самого главного в стране, который возвели в преддверии молодежного фестиваля и Спартакиады народов СССР и открыли в августе 1956 года. На его строительство, кстати, передали каркас восьмой сталинской «высотки», которая должна была вырасти в Зарядье: таких высотных зданий предполагалось восемь, по числу веков истории Москвы к празднованию ее 800-летия. Возведение высотки в Зарядье так и не состоялось. Она предназначалась не для жилья, как все остальные, а для ведомства Берии, и после его ареста проект «высотки» был «загашен»: вместо нее появилась гостиница «Россия», и высоток осталось семь.

Очевидна схожесть Центрального стадиона с огромной пустой, «сухой» чашей. Такой же, только «водяной» чашей был и бассейн «Москва», устроенный на месте храма Христа Спасителя, о возведении которого молились некогда в Тихвинской церкви. Две чаши на месте храмов – водяная и сухая, и обе связанные с именем Ленина, словно мистически пересеклись в перспективе истории.

Поражает и другое. Теперь у восстановленного храма Христа Спасителя есть собственный придел в честь Тихвинской иконы Богоматери, которого не было у его исторического предшественника. Сооружение этого придела в стилобатной части храма в наши дни было связано отнюдь не с первым молебном государя Александра I в той далекой, потерянной в веках Тихвинской церкви, а с тем, что у собора Алексеевского монастыря, разобранного в 1837 году для строительства храма, был свой Тихвинский престол, его-то и решили возобновить при воссоздании храма Христа Спасителя. Словно Тихвинская икона, освятившая создание храма, посетила восстановленный храм и решила остаться в нем навсегда.