Критика чистой радости (не по Канту). Часть 1

Сколько бы ни твердили либеральные СМИ про «жалкую кучку православных маргиналов», даже вовсе невооруженным глазом можно увидеть, что в наших храмах народу заметно прибавилось. По воскресеньям в больших храмах – и то порой бывает тесно. А в небольшие просто невозможно войти. И это, конечно, радует, хотя и создает личные неудобства. Но вместе с тем новая ситуация породила новые нешуточные проблемы. Об одной из них мы решили написать.

Когда дружно воцерковляется вся семья, включая бабушек и дедушек, эта проблема так остро не стоит. Но обычно бывает иначе. Обычно к Богу и, соответственно, в церковь приходит сначала какой-то один член семьи. Чаще женщина. Кто знает, почему? То ли женщина от природы чувствительней, то ли сердце ее размягчено любовью к детям, а потому больше готово воспринять христианскую проповедь любви. То ли она острее переживает всякие семейные беды и больше нуждается в поддержке… Гадать не будем, но факт остается фактом: первой чаще воцерковляется мать семейства.

И тут начинаются осложнения. Постепенно обнаруживается, что православному человеку мало просто ходить в храм, ставить свечки, писать записки и даже регулярно участвовать в церковных таинствах. Он должен менять свою жизнь. И чем глубже человек проникает в суть Православия, тем яснее ему становится, что изменения должны быть кардинальными, ибо современная жизнь – вся целиком! – построена на неправославных, а зачастую и антиправославных основаниях. И если всерьез заботиться о спасении души, то – вспомним название популярного перестроечного фильма Станислава Говорухина – «так жить нельзя».

Поэтому новообращенная женщина пытается свой образ жизни поменять. Но поскольку живет она не сама по себе, такие перемены не могут не затронуть членов ее семьи. В результате возникают конфликты, ведь ее родные считают, что, наоборот, нельзя жить иначе. А только «так» жить можно и даже следует.

Муж, например, считает, что нужно каждый день есть мясо. Какие могут быть посты у человека, ежедневно ходящего на работу?! А дети – те от постов просто загнутся. Это ж растущие организмы! Как они развиваться будут без животного белка?

Ну, тут, предположим, можно возразить, что пост – дело индивидуальное, вопрос личного благочестия. Она вольна отказаться от скоромного, а муж с детьми пускай едят гуляш и котлеты. Дескать, мир в семье важнее. Но вот супружеские отношения предполагают уже участие двух сторон. И если вторая сторона категорически не желает воздерживаться, – а современная культура прямо-таки нашпигована страшилками о вреде воздержания, – то между мужем и женой вспыхивают ссоры, грозящие разводом. «Мало того, что я от твоего Православия психом стал, так еще простатит заработаю, если не хуже. Спроси у любого врача, журналы почитай, – везде говорится, что это прямой путь к онкологии!»

Дети тоже недовольны и вообще подозревают, что «у мамашки отъехала крыша». Восьмилетнему сыну она теперь не дает бить компьютерных монстров, смотреть фильмы с Джеки Чаном, читать «Гарри Поттера» и даже – ну, это полный маразм! – играть в динозавров, киборгов и покемонов. Дочь-студентка имеет свои претензии. То мать «доставала» ее недовольством по поводу ночных клубов и отношений с парнями. Теперь, казалось бы, радоваться должна, что девочка остепенилась, живет гражданским браком… Так нет, опять плохо! Постоянный партнер – это, видите ли, тоже грех. Дед с бабушкой – и то гораздо современнее. Говорят: «Правильно! Испытать надо сперва друг друга. Это мы, как дураки, год ходили за ручку, а потом сразу в ЗАГС». Бабуля даже буклет принесла из районной поликлиники – «Все о контрацепции». Золото, а не старушка! Все понимает, как надо.

Но бабушка с дедушкой переживают не только за внуков. Старшая внучка хотя бы живет с бой-френдом отдельно. А они вынуждены, сосуществуя с дочерью под одной крышей, терпеть все ее выкрутасы. Особенно по вечерам, когда хочется спокойно посмотреть телевизор. Столько интересного сейчас! Не успеваешь переключать с одной программы на другую. И ток-шоу, и реалити-шоу, и кино, и авторские программы, и новости каждый день неожиданные, яркие. Весь мир как на ладони. У старика руки-ноги болят, он из дому практически не выходит. Как ему жить без телевизора? Отец в дочке души не чаял, ничего для нее не жалел, и вот благодарность… Хочет, чтоб он от тоски в гроб лег раньше времени. У нее теперь другой отец – отец Федор. Она его слушает. Уж если на то пошло, Господь велел родителей слушаться, а не попа. Ах, ребенку, видите ли, вредно смотреть современные передачи! А расти, как в джунглях, не зная реальности, не вредно, да? Раз печешься о здоровье ребенка, то не в церковь его по воскресеньям таскай, а все выходные проводи на даче. Работы там всегда невпроворот. А для здоровья-то как полезно! И хобби, и свежий воздух, и экологически чистые продукты – все в комплексе… Никогда не думали, что ты станешь такой фанатичкой. Тебе врачу надо показаться. Или хотя бы психологу…

Женщина терпит, молится, исповедуется. Батюшка велит «не обострять». Но ведь не всегда это возможно. Разные бывают ситуации… Скажем, любая попытка ограничить компьютерные игры кончается бурным скандалом. Сын, истерически рыдая, бежит к бабушке с дедушкой. Те при ребенке кричат, что она не мать, и крутят пальцем у виска. А муж, который никогда особо не жаловал тестя с тещей, теперь в таких конфликтах всегда на их стороне. Он отвергает любые попытки что-либо объяснить, почитать литературу о вреде компьютера для детской психики. И хотя она даже не заикается о Православии, итог семейных конфликтов неизменен: крики про «попов» и оскорбления Церкви.

Ну, а уж если она приходит с литургии, да еще причастившись, то домашние будто с цепи срываются. Причем это совершенно не зависит от того, как она себя ведет. В воздухе плотным облаком повисает раздражение, и, как ни реагируй, обязательно разразится гроза. Молчишь – ты стала равнодушной к своим домашним. Отвечаешь – всегда «не тем» тоном. Пытаешься что-то рассказать – «несешь какую-то чушь». Спросила о чем-то – «чего лезешь?». А осмелишься пошутить или улыбнуться – это вовсе «издевательство».

Вскоре ей начинает казаться, что вся семья ее ненавидит. И евангельские слова «враги человека домашние его» (Мф. 10, 36) становятся пугающе реальными.

И вот однажды вечером, когда дом засыпает, наша героиня достает из сумочки православную газету, купленную в церковной лавке. И обнаруживает статью «На приеме у психолога». А ей к тому времени (не потому, что отец с матерью в сердцах посоветовали, а действительно) впору обратиться к психологу. Она жадно вчитывается. Еще бы! Ведь пишет-то не просто специалист, а православный психолог! Именно то, что ей так необходимо…

В статье приводится случай, чем-то похожий на ее собственный. «Была красивой женщиной, следила за собой, хорошо одевалась». Так и она любила модные вещи. Некоторые даже принимали ее за художника-модельера…

«Семья была дружная –хороший муж, успел сделать неплохую карьеру, послушные дети. И вот сейчас вся семья разваливается». Так и у нее была хорошая семья! Вечером все собирались за столом, что-то друг другу рассказывали, потом смотрели телевизор (чтобы не ссориться, их в доме было целых три). В субботу отсыпались, ездили на оптовый рынок за продуктами, вечером еще успевали прибраться, постирать. В воскресенье, конечно, тоже спали вволю, потом шли с ребятишками в парк, в лес, в кино, иногда в театр, а то и на какую-то интересную выставку в музей. А с мужем любили вдвоем закатиться к друзьям, бывало и до утра. Муж-то человек компанейский, мастер рассказывать анекдоты, острить. Если шли к тем, у кого есть дети, то брали и своих. Только дочь подросла и стала предпочитать компании сверстников – родился сын. К этому времени зажили материально получше и старались мальчику ни в чем не отказывать. В гостях взрослые за столом общались, а дети резвились, смотрели мультики про ниндзей-черепашек, человека-паука, рейнджеров, играли в компьютерные игры. Короче, все были довольны.

Конечно, всякое бывало – обиды, ссоры. Доходило даже до слез. Но мир восстанавливался как-то удивительно быстро. А после примирения все шло так, будто никогда и не ссорились. А сейчас… сейчас между ней и ее близкими стеной встала непримиримость. Она жадно поглощала печатный текст. Но дальше возникал какой-то окарикатуренный образ, с которым уже трудно было полностью отождествиться. В статье внушалось, что, придя к вере, многие женщины опускаются, даже причесываться перестают, ходят в невзрачных балахонах, прекращают вкусно готовить и буквально силой заставляют близких поститься. Наша героиня вроде бы такой не стала. Хотя, конечно, одевалась теперь скромнее. Готовила она по-прежнему вкусно, только это не занимало прежнего места в ее сердце. Раньше они с мамой могли часами обсуждать рецепт какого-то нового блюда, а потом она посылала мужа по магазинам в поисках нужного, но не очень популярного ингредиента (например, имбиря или зеленого сыра). Сейчас ей это казалось глупой суетой, и она даже не понимала, как еще совсем недавно ее охватывал такой кулинарный азарт.

Но сказать, что она, увлекшись церковной жизнью, перестала выполнять обязанности жены и матери, хозяйки – нет, этого сказать было нельзя. И поститься она силой никого не заставляла. А вот позиционная война, о которой говорилось в статье, разгорелась в полной мере.

До сих пор наша героиня думала, что это искушения, неизбежно возникающие, когда человек приходит к вере. Об этом ей говорили и батюшка, и женщины, с которыми она познакомилась в храме. И в какой-то книге она прочитала, что пока человек живет, как живется, не задумываясь о Боге и греховности своей жизни, бесы его не трогают. Зачем? Он и так их «кадр». А вот если он пытается спастись, тут они ополчаются и хотят его уязвить побольнее, всячески стараются увести его с тесной тропы спасения. А как легче всего уязвить семейного человека? Естественно, через семью.

Но из статьи выходило, что тяжелая атмосфера, возникшая в доме, является результатом ее неправильного воцерковления. Что это, наоборот, она стала искушением для своих близких, которые поначалу относились к Церкви нейтрально, а теперь из-за нее ненавидят все, связанное с Православием. «А должно быть иначе, – говорилось в статье. – Мамочка воцерковляется – и всем в доме становится лучше: обеды вкуснее, дома чище, ругани меньше, радости больше». И еще напоминалось, что радоваться призывали апостолы.

Статья повергла женщину в горестное недоумение. «Чему же я должна радоваться? – в растерянности думала новоначальная христианка. – Нет, конечно, я понимаю, что не надо скандалить. Так я и не скандалю. Но радоваться… Муж засыпает с включенным телевизором, под звуки выстрелов и сексуальные стоны. Этому радоваться? Или тому, что дочь живет с любовником и травится контрацептивами? И что за радость видеть, как сын, подражая папе, грубит и уже не мыслит жизни без телевизора и компьютера, книги не берет в руки, по воскресеньям находит массу отговорок, чтобы не пойти в храм? А папа, еле переживший второй инфаркт, слышать не хочет об исповеди и только лихорадочно ищет какие-то новые способы оздоровления, даже к экстрасенсам готов обратиться. Разве можно с философским спокойствием смотреть, как самые любимые, самые близкие тебе люди гибнут, да еще радоваться? Но ведь это пишет авторитетный православный психолог. Он же не может писать ерунду! Значит, я просто плохая христианка».

И она изо всех сил пытается выполнять советы психолога. Ведь у истории, описанной в статье, такой счастливый конец! То сын хотел покончить с собой, а когда мать перестала на него давить, сам быстро воцерковился, стал хорошо учиться и ездить в паломнические поездки.

Конечно, все в жизни бывает. В том числе и такой хэппи-энд, больше, правда, напоминающий концовку святочного рассказа. Может быть, и наша героиня, перестав обращать внимание на далекий от христианских норм образ жизни своих домашних, сосредоточившись на еще более вкусных, чем до воцерковления, обедах и начав регулярно посещать косметический салон, дождалась-таки, что сын ее добровольно, «по любви» отказался от компьютерных игр и переключился на чтение Библии для детей. Родители выбросили телевизор и теперь слушают «Беседы пастыря» по радио «Радонеж», муж умерил свои разносторонние аппетиты и регулярно ходит на исповедь в храм, который к тому же бесплатно ремонтирует в свободное время, а дочка вынула кольцо из пупка, надела его на палец в качестве обручального и в кратчайшие сроки стала добродетельной матерью четырех детей.

Но и реальность вокруг, и наш не такой уж маленький профессиональный опыт прогнозируют другую динамику. Скорее, сын, которого мама перестанет «доставать своей Церковью», перейдет на следующую ступень компьютерной зависимости, повадившись играть за деньги в компьютерном клубе. Да и супруг, сравнивая свою наивно прихорошившуюся «мамочку» с сексапильными «девушками без комплексов», лицезрением которых он привык в последние годы горячить свою кровь (ведь далеко ходить не надо – только включи телек, раскрой журнал, выгляни в окно и полюбуйся на огромный рекламный щит), так вот, супруг, вполне вероятно, найдет себе кого-нибудь помоложе, позадорнее и обретет мужское счастье на стороне. Мы, во всяком случае, без особого напряжения вспомнили довольно большое количество таких сюжетных поворотов. Некоторые мужья даже, не чинясь, предупреждали жен, что если те не наденут снова мини-юбки или брюки в обтяжку, не вернутся к яркой помаде и низкому декольте, придется завести любовницу. О требованиях более интимного характера, почерпнутых из соответствующей литературы, которая заполняет сейчас книжные развалы и многие квартиры, мы предпочтем умолчать.

Дальше для краткости наметим пунктиром. Папа, которого в русле этой гуманистической концепции лучше не раздражать упоминаниями о Христе – он ведь старый, больной, прожил трудную жизнь, – умирает, так и не переступив порог храма. (Впрочем, и на это уже выработано утешение: он был хороший человек, ему зачтется, такие только в рай попадают.) Дочь после двух «пробных браков» с головой погружается в зарабатывание денег, и у нее уже нет ни сил, ни времени вообще ни на что.

А может быть и по-другому. Замуж она в конце концов выходит, рожает ребенка, но заботы о «качестве жизни» не позволяют ей долго заботиться о его воспитании. Поэтому в лучшем случае малыша воспитывает няня (не бабушке же богомолке его доверить!), а как правило, чадо рано сдается в детсад, без которого современные родители уже не мыслят жизни: ребенку надо привыкать к коллективу, получать социальные навыки. И начнется отравление младенческой души образами динозавров, киборгов, монстров, людей-пауков, крыс, всякой нечисти из компьютерных игр… В общем, не только сын, но и внук нашей героини пойдет по путям века сего, все более расчеловеченного и откровенно демонического.

Но героиня, следуя довольно популярным нынче советам, должна радоваться, всем своим лучезарным видом вызывая у ближних здоровую зависть и желание последовать за ней. Чтобы – цитируем одного известного православного миссионера – подросший внучок, еле продрав глаза после бурной ночи, проведенной на дискотеке, и увидев вернувшуюся из храма бабушку, спросил: «А ну, бабка, колись! Признавайся, чем ты укололась, что у тебя такой кайф?» И в очередное воскресенье побежал с ней на литургию. Ведь там, оказывается, еще круче, чем на дискотеке!

А все же, в чем тут дело? Апостол-то и вправду призывал радоваться (1 Фес. 5, 16). И Сам Господь учил: «Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры» (Мф. 6, 16). Но почему же лицемерием веет как раз от современных призывов к всегдашнему радованию? И почему то, что говорят иные православные психологи и миссионеры, так напоминает советы наших и зарубежных либералов? Ведь, казалось бы, Православие диаметрально противоположно либерализму. А тем не менее, в этом пункте они странным образом сходятся.

Помнится, одна тележурналистка, у которой сын стал наркоманом, совершенно серьезно уповала на «терапию радостью». Специалисты, обучавшие несчастных родителей такой «технике» на соответствующем семинаре, говорили, что взрослым ни в коем случае нельзя прибегать к наказаниям или запретам. Даже недовольного выражения лица у них быть не должно, если они хотят вытащить ребенка из наркозависимости. Нужно просто перекрыть положительными впечатлениями негатив, толкающий молодых людей к психоактивным веществам. «Побывав на семинаре, я полностью поменяла линию поведения, – рассказывала журналистка, мать 20-летнего наркомана, – и стараюсь почаще устраивать дома маленькие праздники: вкусный торт, ужин со свечами… Главное – никаких нотаций, чтобы не портить ему настроение, не вызывать депрессию».

Мы спросили:

– И как? Помогает?

– Пока не очень, – вздохнула она. Но тут же улыбнулась, видимо, вспомнив семинарский тренинг, и добавила: – Но наши отношения стали менее напряженными. Я ведь теперь его не напрягаю. Так что уже есть чему радоваться.

А вот круглый стол, проводившийся то ли филиалом партии «Яблоко», то ли какой-то другой подобной организацией в характерной для них обстановке евроремонта, кофе-брейков и грантовых проектов. Тема – «Ребенок и компьютер». Однако даже самые осторожные высказывания насчет компьютерной зависимости вызывают острую реакцию. «Что вы, что вы! Разве можно вернуться в каменный век? Да, в интернете много порнографии, но с этим ничего не поделаешь, у нас открытое общество, и оно имеет свои издержки. Зато ребенок-инвалид может, не выходя из комнаты, побывать в Лувре, посетить Диснейленд, увидеть мир. Радоваться надо таким потрясающим новым возможностям, а вы все видите в черном свете…»

Вспомните, что наши любители «открытого общества» говорили всякий раз, когда намечалось какое-то очередное антинародное нововведение. Опять нытье? Опять алармизм? Давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Неужели у нас нет более радостных тем для разговоров? Правда, в последнее время, когда либеральная интеллигенция взяла курс на подготовку «оранжевой революции» в России, она вдруг развернулась на 180 градусов и старается подогреть протестные настроения. Но это просто политическая уловка. Если им удастся добиться своего, поверьте, они опять будут радоваться, несмотря ни на что. Как в гайдаровские времена, когда цены взлетели настолько, что многим кусок сыра стал не по карману, а либеральный бомонд радостно лакомился устрицами и наслаждался тем, что его пир «пиарили» по телевизору на всю страну.

Или вот такая зарисовка. «Что вы говорите? Какая борьба? Какая информационная война? Да, вы правы: в подростковые журналы страшно заглянуть. Там и ужасные непристойности, и уродливый жаргон, и реклама наркотиков. Ну, так Вы и не заглядывайте! Детей жалко? А как же! Конечно, жалко. Ну, так дайте им альтернативу. Радостную, светлую. Пусть услышат шорох листьев, журчание ручья. Миллионные тиражи? Что поделаешь – деньги… А вы попробуйте предложить что-нибудь взамен. Только зачем омрачаться? Зачем вступать в борьбу с ветряными мельницами и расходовать последние силы? Мы ведь призваны к радости».

Это мог сказать чиновник из нынешнего Министерства культуры, правозащитник, женщина, которая проводит полжизни в салоне красоты и знает, что огорчения прибавляют морщин. А сказал священник, приехавший из сибирской глубинки, которого мы встретили на одной православной конференции. Тоже сторонник «терапии радостью».

Спросим себя: что общего в вышеописанных эпизодах, кроме призывов радоваться тогда, когда ситуация, мягко говоря, к этому не располагает? А то, что в них исключена (почему-то хочется сказать «запрещена») борьба. Исключено противодействие злу. И даже напоминание о зле – не каком-то там абстрактном, далеком, а близком и конкретном – расценивается как бестактность. Бывает, заговоришь о некоем явлении, с которым, казалось бы, невозможно смириться. И слышишь в ответ: «Давайте не будем о плохом. Ведь мы в таком месте… в такой день… мы же не для того тут собрались». Но в другом месте, в другой день и для того люди, которые это говорят, вообще не собираются. Не хотят они ничего слышать о неприятном. Как ребенок, угревшись в кроватке, не хочет вылезать из-под одеяла и по морозу в полутьме тащиться в школу.

Только речь идет не о детях, а о взрослых. Да и «кроватка» находится вовсе не в теплой комнате, а как раз в сугробе. Известно, что замерзающий человек, когда его оставляют последние силы, погружается в сон и уже не хочет из него выходить. Его тормошат – он отмахивается, бормочет: «Отстаньте… мне хорошо…» На побелевших губах мелькает подобие улыбки. Такое состояние в психиатрии называют «холодовым идиотизмом». Если позволить замерзшему человеку спать дальше, он очень быстро погибнет. А если его насильно, против воли разбудить, есть надежда на спасение.

Увы, описанный выше симптом сегодня широко распространен. Не избежала его и церковная среда. (Хотя, конечно, активно противодействующих злу людей здесь гораздо больше, чем где бы то ни было.) В последние годы наметилась даже некоторая весьма опасная тенденция к сорадованию с теми, кому Церковь должна была бы противостоять или от кого, по крайней мере, ей следовало бы держаться подальше.

В программах борьбы со СПИДом, к которым усиленно (и, к сожалению, порой небезуспешно) привлекают Русскую Православную Церковь, руководящая роль принадлежит ЮНЕСКО и Фонду народонаселения ООН – организациям, которые на протяжении десятилетий спонсируют и всячески поддерживают геноцидную и антихристианскую политику «планирования семьи», ловко интегрированную в самые разные программы. В том числе и в пресловутую программу АНТИ-СПИД.

Одним из наиболее ярких примеров радостного содружества явились анти-спидовские семинары для священников и миссионеров, на которых в течение довольно длительного времени (не знаем, как сейчас) раздавались журналы, выпущенные «СПИД-инфо-связью». Достаточно было бегло проглядеть их, и становилось понятно, как, по замыслу ООНовских кураторов, должно выглядеть сотрудничество традиционных конфессий и борцов со СПИДом, претворяющих в жизнь принципы современного гуманизма. В тех первых опытах это было выражено с солдатской прямотой. Статьи о церковных таинствах и молитва «Отче наш» соседствовали с рекламой множества художественных фильмов о содомитах. Фотографии храмов – с кадрами из этих фильмов. И каждая из сторон, вероятно, радовалась чему-то своему. Интересно только, чему они радовались вкупе…

А еще на семинарах православные батюшки знакомились с тренингами, кочующими из одной «профилактической» программы в другую. Например, с упражнением «степной огонь», которое якобы предупреждает «чуму XX века». Участники должны прикоснуться друг к другу. Эти прикосновения, по условиям тренинга, символизируют половой контакт. А потом каждый «контактер» вытягивает жребий в виде свернутой бумажки, на которой написано, заразился он СПИДом или нет. Кто не заразился, радуется.

Когда на круглом столе, посвященном роли Православной Церкви в борьбе со СПИДом, новосибирский педагог Н. Г. Щетилова возмутилась подобными тренировками, ей был дан весьма характерный ответ. «Это же форменная провокация! – сказала она. – Дети примеряют на себя сперва роль развратников, а потом – смертельно больных. Да еще в такой растормаживающей, возбуждающей обстановке. Вы понимаете, какой удар наносится по детской психике?» И услышала, что она излишне подозрительна, придирается к нормальной детской игре (как будто речь шла об игре в салочки). И вообще, у нее мрачный, нехристианский взгляд на жизнь, мало любви и радости.